Сирийский цугцванг

Владимиру Путину не откажешь в умении находить слабое место противника и втыкать в него штык российской армии.

От 5 до 7 миллионов беженцев внутри страны. Более 5 миллионов беженцев за пределы страны. От 200 000 до 400 000 (по разным источникам) убитых. Таковы текущие итоги сирийской войны. Война в ближневосточной стране длится уже более 4 лет. Но эти страшные числа привлекли массовое внимание в нашей стране только тогда, когда 30 сентября позиции одной из сторон вооруженного конфликта атаковала российская авиация.

PDF-1

PDF-2

PDF-3. 

Что это может значить для нас? Каковы истинные намерения и планы Российской Федерации? Действительно ли Путин переиграл своих политических соперников или просто лихорадочно реагирует на ухудшающуюся ситуацию? Что делает российская армия в тысячах километров от своих границ? На эти вопросы нет простого ответа. Как нет простого ответа на основной вопрос «что, собственно, происходит в Сирии?»

Война всех против всех

Пик могущества Дамаска, современной столицы Сирии, пришелся на 7-8 вв. н.э., когда Дамаск был центром арабской империи (халифата), простиравшейся от Индии до Пиренеев, и одним из крупнейших городов мира. К 12 веку халифат пришел в упадок, Дамаск завоевали сначала крестоносцы, потом мамелюки, тюрки, и в 16 веке территория современной Сирии на 400 лет оказалась заброшенной окраиной Османской империи.

К началу 20 века одряхлела и Османская империя. В ее арабских провинциях развернулось национально-освободительное движение. Арабские националисты мечтали о едином национального государстве на всем ареале расселения арабов – от Аравийского до Средиземного моря. В 1905 году сирийский эмигрант Наджиб Азури опубликовал в Париже манифест «Лиги арабского отечества», в котором говорилось: «Арабы осознали свою национальную, историческую и этнографическую однородность, и хотят отделиться от гнилого османского древа с целью образовать независимое государство». Но и тогда утверждение об однородности арабов было сильно преувеличено, а сегодня о нем вовсе не может быть речи.

Сторонниками единого арабского государства были преимущественно жившие в Европе образованные эмигранты. Но одни из них мечтали о строительстве проевропейского государства с помощью «гуманных просвещенных наций Запада». Другие ставили во главу угла национальную самобытность и стремились к независимости будущего государства от кого бы то ни было. Тем временем на их родине царило глубокое средневековье, и реальная власть принадлежала удельным правителям – шейхам, имамам и эмирам, которые кроме борьбы за контроль над территориями разделяли и религиозные противоречия.

Уже в первые века своего существования ислам разделился на две крупнейшие конфессии – суннитов и шиитов. Не вдаваясь в теологические подробности, можем сравнить этот раскол с разделением христианства на восточную (православную) и западную (католическую) церкви. Непрерывные территориальные и религиозные конфликты, феодальная муждоусобица и жестокая «подковерная» борьба по сей день остаются неотъемлемыми особенностями ближневосточной политики.

Оплотом шиитского ислама сегодня является персидский Иран. Но и среди арабов есть шииты – в Ираке, Сирии и Ливане. Эта ось издавна образовывала не только религиозный, но и политический союз. Ему в идеологическом плане противостоят монархии Персидского залива, в первую очередь – Саудовская Аравия и Катар. Проблема арабов-шиитов в том, что в своих странах они не составляют подавляющее большинство населения. И сегодня Ирак, Сирия и Ливан расколоты, в первую очередь, по религиозному признаку. После развала государственной власти в Ираке в результате американского вмешательства и начала гражданской войны в Сирии наиболее радикальные как в религиозном, так и в политическом смыслах сунниты Ирака и Сирии взяли под контроль часть территории своих стран, объединились и образовали суннитское псевдо-государство под названием Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ). Название говорило о претензии на полный контроль над Ираком, Сирией и Ливаном. Но в 2014 году лидер ИГИЛ объявил себя халифом и расширил претензии своего халифата до мирового господства. С тех пор это военно-политическое образование чаще всего называют просто Исламское государство (ИГ).

Можно было бы предположить, что посредством ИГ арабы-сунниты пытаются расправиться с арабами-шиитами. Однако большинство суннитских стран и, в первую очередь, Саудовская Аравия оказались активными противниками ИГ (что, впрочем, не сделало их союзниками воюющих с ИГ шиитов). Монархии залива, оплот ортодоксального ислама, не могут позволить усилиться еще более ортодоксальному государству. Ортодоксальному настолько, что один из его главарей грозился разрушить исламскую святыню – Каабу, чтобы мусульмане перестали «молиться камням».

Конкуренция за политическое и идеологическое лидерство – еще один вектор разлома на Ближнем Востоке. Еще совсем недавно главными среди арабских стран себя одновременно считали Саудовская Аравия, Египет, Ливия, Сирия и Ирак.  Не мудрено, что в 90-е годы король Саудовской Аравии Фахд говорил о «слабости и распыленности арабского мира, которому всегда не хватало единой и эффективной политики, помогающей воплощать в жизнь принимаемые им решения и заявления».

Король сильно смягчил оценку. Фактически арабский мир все последние 100 лет своей независимости пребывает в непрерывном внутреннем и внешнем конфликте. Египет боролся с Суданом. Сирия при поддержке Ирака оккупировала Ливан. У Саудовской Аравии, Йемена, Омана и ОАЭ шли пограничные споры. Ирак развязал войну с Ираном, в которой погибли более миллиона человек. Только военная поддержка США спасла Кувейт от оккупации Ираком. Европа последовательно поддерживала палестинских арабов, обвиняя в их страданиях Израиль, но плотно закрыла глаза, когда палестинцы развязали гражданскую войну в приютившей их Иордании, и когда Иордания в ответ танками выдавила со своей территории 150 тысяч палестинцев. Молчала Европа и когда правительство Кувейта выдворило из страны несколько сотен тысяч палестинцев в только за то, что Организация Освобождения Палестины осудила Кувейт, принявшего помощь США после иракской агрессии.

О единой политике арабских стран нельзя говорить не только из-за острой конкуренции за земли и умы, но и потому, что среди них во второй половине 20 века сложились две принципиально противоположные государственные модели. Вокруг Персидского залива собрались сказочно богатые благодаря месторождениям нефти и газа и благополучные благодаря малонаселенности монархии, соединяющие государственную власть с религиозной. Противоположный полюс представляли Сирия и Египет – страны с большим, но бедным населением. Здесь для поддержания устойчивости эффективной оказалась только военная диктатура в сочетании с социалистической идеологией, прославлявшей бедность и труд. В двуполярном мире, сложившемся после Второй мировой, у этих двух групп государств появились естественные союзники – США и СССР.

Падение СССР и исчезновение его военной, идеологической и финансовой поддержки дестабилизировало социалистические диктатуры. Затем США разгромили Ирак Саддама Хусейна. В результате Ирак как государство фактически прекратил существование. Волна массовых волнений и революций, прокатившаяся по Ближнему Востоку и северной Африке в 2010-2011 гг., названная «арабской весной», привела к падению режимов в Ливии, Египте, Тунисе, Йемене и началу гражданской войны в Сирии. В Египте спустя несколько лет восстановилась более-менее стабильная власть военных, но она сейчас слишком занята внутренними проблемами, чтобы играть в региональное лидерство. Таким образом, сегодня в хаосе арабского мира явно доминирует только одна страна – Саудовская Аравия, обладающая значительными вооруженными силами, разветвленной скрытой системой влияния и поддержкой США.

Но с выпавшей им ролью единственной силы саудиты пока справляются плохо: ослабленные соседи не могут оказать сопротивления, но и вассалами королевства быть не хотят. К тому же обвал цен на нефть резко подорвал финансовое могущество заливных монархий. В этих обстоятельствах значительно усилилось влияние исламских соседей арабского мира – Ирана и Турции. Иран традиционно поддерживает шиитский «обломок» Ирака и шиитское правительство Башара Асада в Сирии. При этом Ирану приходится считаться с интересами Европы и США, от которых зависит снятие с него нефтяного эмбарго. Турция, будучи членом НАТО и кандидатом в члены ЕС, не может позволить себе пуститься во все тяжкие ближневосточной политики. Поэтому бывшая метрополия разыгрывает роль «третьей силы», способной встать над межарабской схваткой. Цель монархий Залива – позволить суннитскому ИГ разгромить Асада и затем стравить ИГ с шиитскими Ираком и Ираном. Цель Асада – сохранить свою власть. Кроме того, в Сирии воюет разношерстная «оппозиция» режиму Асада, не солидарная с ИГ. И вот в этой мутной воде решил наловить рыбы президент РФ Владимир Путин.

Что ищет он в стране далекой?

Надо отдать должное кремлевским стратегам. Несмотря на «усталость» от украинского вопроса и экономическую тяжесть санкций позиция Запада, решившего примерно наказать нарушителя мирового порядка, до недавнего времени оставалась непоколебимой. Чрезвычайные пропагандистские, дипломатические и коррупционные усилия не помогли Москве восстановить свое положение. Россия оказалась на грани экономического коллапса, последним шагом к которому могло стать даже частичное ограничение на закупку нефтепродуктов со стороны Европы. США, главный нынешний союзник Украины, оказывают на Европу в этом смысле разнообразное и эффективное давление. Параллельно с продолжающимися санкциями Европа стахановскими темпами стоит терминалы для приема из США и арабских стран танкеров со сжиженным газом и перестраивает свою систему газопроводов, чтобы иметь возможность снабжать газом все свои уголки независимо от поставок из РФ. Кроме того, через год в Белый дом, независимо от того, кто победит на выборах, придет еще более антироссийский президент, и остается только догадываться, насколько сильно для российской экономики будут «закручены гайки».

И в этих критических для себя условиях Кремль нашел, возможно, самую хрупкую точку в этом глобальном конфликте. 30 сентября российская авиация атаковала так называемую сирийскую умеренную оппозицию. Это довольно разрозненные силы, противостоящие как армии Асада, так и Исламскому государству. Но их открыто поддерживают как Запад, так и Саудиты в качестве единственной приемлемой альтернативы Асаду в Сирии. Если при помощи Путина Асад сумеет если не уничтожить, то лишить дееспособности и перспективы умеренную оппозицию, то Запад и арабские монархии окажутся в цугцванге. Поддержать фанатиков ИГ невозможно, да они и не примут поддержку. Следовательно, придется как минимум смириться с главенством Асада в Сирии. Вот тут Путин как патрон Асада и начнет стричь политические купоны: договариваться с США и Саудитами о включении режима Асада в коалицию против ИГ, с Европой – о порядке возвращения на родину сирийских беженцев. Недаром спустя неделю после начала российских военных действий в Сирии, 7 октября, лидер Ирана (второго спонсора Асада) аятолла Хаменеи заморозил переговоры с США, объяснив это тем, что они не приносят никакой пользы. А уже 11 октября в РФ для переговоров прибыл представитель семьи саудовских монархов вместе с министром обороны.

О том, что США расценили действия РФ в Сирии как неожиданный и коварный удар говорит невероятный отказ Вашингтона принять 14 октября для переговоров премьер-министра РФ Дмитрия Медведева. «Американская администрация нынешняя позволяет себе то, чего нельзя позволять — слабость, нерешительность, некомпетентность, — ну и просто не принимает должных мер, чтобы отстоять те или иные свои приоритеты», — заявил, комментируя отказ, Медведев.

Конечно, российский премьер может выдавать взвешенность за нерешительность, стремление минимизировать человеческие жертвы за слабость, а миролюбие – за некомпетентность. Но, к сожалению, в случае с Сирией у США действительно оказалась слабая политика и, в результате, слабая позиция. Барака Обаму часто хвалят за моральную и честную политику, называя лидером нового типа, лидером образца 21 века. Проблема в том, что 21 век наступил далеко не на всем земном шаре. И в международной, особенно ближневосточной политике сохранить моральность бывает так же сложно, как остаться джентльменом, попав в драку в портовом кабаке. Но первый темнокожий президент Америки, лауреат Нобелевской премии мира, свернувший военное присутствие США в Ираке и Афганистане, за год до окончания 8-летнего президентского срока не станет сажать кровавое пятно на свой белоснежный плащ, в котором ему так хочется войти в мировую историю.

Обаму можно понять: в стратегической перспективе позициям США ничего не грозит. Мир стоит на пороге очередной технологической революции, которая обрушит геополитическое значение нефтедобывающих стран. После этого драматические события на Ближнем Востоке будут интересовать разве что гуманитарные организации. Так что ситуативный выигрыш Путина в Сирии с этой точки зрения не имеет особого значения. Для США. Но не для нас.

Украинское эхо сирийской войны

Через несколько дней после начала российской военной кампании в Сирии эксперты, изучающие медиаполе, сообщили: поток запросов в интернете и встречный поток сообщений в СМИ на тему Сирии впервые за два года перекрыл информационные потоки об Украине. Накануне объявления первых официальных результатов расследования крушения малайзийского Боинга это был маленький, но выигрыш для России, давление на которую прямо связано с состоянием общественного мнения в западных демократиях. Еще большие дивиденды Путин извлек, переключив внимание российской публики с сообщений в Донбассе на сообщения из далекой, но теперь братской Сирии. За победными реляциями о вылетах, бомбометаниях, запусках ракет и разгромленных штабах неведомых злодеев россияне не заметили отмену выборов в «ЛДНР», спуск флагов «Новороссии» с административных зданий, вывод части тяжелого вооружения и личного состава российской армии из оккупированных фрагментов луганской и донецкой областей.

Означает ли это, что Путин «слил Донбасс украм»? Ни в коем случае. Очевидная задача Кремля в сложившейся ситуации – тянуть время, делать вид, что процесс выполнения минских договоренностей продвигается, но фактически не потерять контроль над очагом воспаления, который ежедневно оттягивает огромные ресурсы бюджета Украины и любой момент может стать рычагом политического влияния на всю страну. Поэтому, как минимум, судьба «ЛДНР» является предметом глобального торга – и по Крыму, и по сотрудничеству Украины с НАТО, и по энергетическим вопросам, и даже по совершенно меркантильным интересам российского бизнеса в Украине.

Что дальше? Это зависит от целого ряда факторов. Если Путину удастся реализовать свой план – стать международным поверенным в делах Сирии, договорившись об этом с США, ЕС и Саудовской Аравией, Россия должна вернуться к своей идее внедрить ЛДНР в Украину в формате широкой автономии. В лучшем случае это будет означать моральное поражение украинской «партии войны» и международное финансирование восстановления Донбасса. В худшем – глубокий политический кризис в Украине и восстановление влияния РФ на украинскую политику и экономику, пусть и не в таком масштабе, как это было при Януковиче.

Если же Обама найдет ответ на загаданную Путиным ближневосточную загадку, то в России, особенно на Кавказе, активизируются радикальные исламские движения, поддерживаемые Саудитами, усилится давление санкций со стороны США, Британии и Канады, нефть еще сильнее подешевеет. В Европе начнет нарастать протест против антироссийских санкций, а в России – недовольство политикой Путина. Украине же придется ожидать если не возобновления полномасштабных военных действий на Донбассе, то постоянных провокаций и боестолкновений. Задача наших дипломатов в этом раскладе – удержать статус-кво еще год, когда появится новый американский президент, готовый действовать без оглядки на Нобелевский комитет. Задача простых украинцев – формировать гражданское общество и бороться с коррупцией. То есть строить такое государство, за которое Европе с Америкой будет интересно бороться, теряя огромные деньги, терпя внутренние конфликты, и, возможно, рискуя жизнями своих солдат.